|
Так... Я решила в камикадзе другого перса сделать...
Прошу любить и жаловать...
1. Имя:
Амайа Шизука (прозвище – Кровавый Танец, которое она часто называет вместо фамилии).
2. Возраст:
22 года.
3. Внешность:
Среднего роста для своего возраста, стройная, возможно даже излишне худая, кажется хрупкой на вид. Бледная кожа, по цвету напоминающая белый воск, контрастирует с черными, как вороново крыло, длиною по пояс, прямыми волосами, обычно распущенными. Острые черты лица, невысокий лоб, тонкие, черные, красиво изогнутые брови. Глаза... Можно сказать лишь об их отсутствии – пустые глазницы, прикрытые белой бинтовой повязкой. Вообще, повязка Шизуке не нужна, и она одевает ее только ради того, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания и не шокировать людей. Умеренной длины чуть вздернутый нос. Маленький рот, тонкие губы отличаются белизной, оттенком сравнимой с ее кожей, и острыми чертами контура. Аккуратный, заостренный подбородок.
Походка уверенная, несмотря на то, что девушка ничего не видит, вальяжная. Вообще Шизука - это само изящество. Просто элегантность в чистом виде - все ее движения, будто бы вода, переливчаты и плавны, гибки и очаровывающие, будто бы вечный, непрекращающийся танец – недаром ей дали такое прозвище. Каждый поворот головы, каждое мимолетное движение рук смотрится небрежно, нарочито лениво, грациозно и безумно притягивает взгляд...
Голос ее не сравним ни с чем. Не высокий, не низкий, бархатистый, мягкий, переливчатый. С широким диапазоном, плавно варьирующийся. Опять же слыша его, возникает ассоциация с кошкой.
Носит шелковую черную кофту без рукавов, стилизованную под кимоно и обтягивающие черные, опять же шелковые бриджи. Кофта-кимоно украшена рисунком восточного дракона о четырех лапах, змеином теле и чешуей кроваво-красного цвета. Тонкие черные перчатки без пальцев чуть выше локтя с небольшими кармашками на тыльной части ладони. И последнее. Воротник кимоно прикрывает небольшую печать на шее. Так скажем, печать силы, подарочек от ее наставника, который едва не унес ее жизнь. Выглядит печать, как татуировка в виде небольшой капли крови, которую своим телом окружил змееподобный дракон (ну, такой же, что и на кимоно Шизуки).
Пожалуй, самое прекрасное в Шизуке – это ее улыбка. Открытая, очаровывающая искренностью, спокойная, лучащаяся тихим, ровным счастьем. Жаль только, что теперь улыбка для нее – забытая гримаса...
5. Биография:
«…Тонкая, стройная, изящная молодая женщина лежала на стоге сена в повозке. По губам ее струилась блаженная улыбка, глаза же лучились теплым, материнским светом, глядя на свое новорожденное чадо – маленькую, всего несколько минут назад появившуюся из утробы матери девочку. Рядом на корточках сидел счастливый, новоиспеченный отец и переводил восторженный взгляд со своей жены на дочь.
Родители были одеты бедно, одеяния их были многократно заштопаны, подолы – в дорожной пыли. Но их счастливые лица говорили, что душевно они выше всей этой нищеты, своей бедности, что душой они дадут фору любому зажиточному человеку.
- Как мы назовем ее? – тихо спросил отец, стараясь не будить только что заснувшую дочь.
- Просто, - отозвалась мать, с усилием оторвав взгляд от своего дитя и переведя его на мужа. – Здесь и думать не надо. Назовем ее Шизука. Тихая, - мать попыталась улыбнуться, но это у нее плохо получилось – очевидно, в этот момент к ней пришла мрачная мысль. Борясь с собой несколько секунд, она решила-таки высказать ее мужу. – Мне… Мне хотелось бы, чтобы она жила в достатке, чтоб не знала, что значит нищета. Не так, как мы…
- Так и будет! – горячо пообещал отец, взяв женщину за руку. – Вот доберемся до следующего города... говорят, там очень любят музыку. Сыграем немного и заживем по-человечески. А у Шизуки будет все – красивые наряды, книги… Все, что она пожелает!
Мать, поборов в себе этот страх, доверившись искренним словам мужа, нежно поцеловала того и закрыла глаза, отдавшись сну…»
«…Пыльный тракт, истоптанный сотнями ног, изрезанный колесами многочисленных телег, тонкой нитью тянется куда-то вдаль, за горизонт, навстречу садящемуся солнцу. По дороге медленно движется крытая повозка с запряженной в нее лошадью, тихо поскрипывая колесами. На козлах (ударение на первый слог) сидит мужчина, не слишком молодой, не слишком старый, и насвистывает какую-то поднимающую настроение песенку. В тишине тракта это мелодия – практически единственный звук, который невольно привлекает к себе внимание. Прислушиваясь, сразу начинаешь верить в то, что эта унылая дорога, тянущаяся по бескрайней равнине, когда-нибудь приукрасится камнем и приведет хоть в какой-нибудь город. Но вернемся к мужчине. На нем серые мешковатые штаны, белая рубаха с широким горлом, лицо полуприкрывает соломенная шляпа. На шее на тонкой веревке висит небольшая свирель - уже не новая на вид, но все еще находящаяся в должном состоянии, в любой момент готовая подарить миру чистые, щемящие сердце звуки. Было видно, что свирель часто используется, но и ухаживают за ней должным образом.
Да, одет он донельзя просто, однако глаза ласкает безупречная чистота его одеяния – и это несмотря на дорожную пыль, летящую из-под колес повозки. Мужчина чуть приподнял голову, широкие поля шляпы неохотно открыли его глаза. Выражение чистоты и невинности в них было способно смутить любого. Они были безмятежны, как водная гладь в штиль, смотрели на мир с любовью, любопытством и спокойным, ровным восхищением. Восторгом созерцания этих бурых равнин, бесцветной травы, тусклого солнца. Даже это радовало и восхищало его…»
«.. Позади послышался тихий шелест ткани, покрывающей повозку, и вмиг, на козлах оказалась девочка двенадцати лет, приветливо глядя в лицо мужчине, открыто улыбаясь ему. Одета она была гораздо лучше своего отца, который, видимо, не любил одеваться богато. Или же это была старая привычка, сохранившаяся с тех пор, когда их семья была совсем бедна?
- Шизука, я же просил тебя больше так не делать… - с показным недовольством вымолвил тот, обращаясь к девочке. – Так и с повозки слететь немудрено.
И несмотря на то, что и девочке, и ему было понятно, что отец, вопреки своим словам, одобряет ее безбоязненное поведение, она все равно сказала:
- Хорошо, папа, я больше так не буду, - фраза эта была произнесена негромко, но искренне. – Просто мне стало скучно в повозке – мама уснула. Ей нужно отдохнуть, сегодня она встала раньше всех, собираясь в путь…- теперь стало понятно, почему девочка старается говорить тихо.
Отец одобрительно кивнул.
- Ну, ничего, до города совсем ничего осталось, завтра к полудню уже будем, - пообещал он. – Надеюсь, наша музыка понравится им. Там мы и задержимся недели на две, где будем спать на мягких кроватях, есть вкусную еду – не такую, что мы на скорую руку готовим в пути, - и он улыбнулся дочери, утешая ее.
- А я совсем и не устала, - Шизука склонила голову набок. – Это маме нужно отдохнуть, - в голосе ее промелькнули нотки довольства, словно она гордилась тем, что сейчас она заботится о матери, а не наоборот.
Отец снова улыбнулся, забавляясь предметом ее гордости, и голосом попросил (да, звучало это больше именно как просьба, нежели как приказ) лошадь сойти с дороги.
- Здесь мы и остановимся на ночлег, - оповестил отец, вместе с дочерью любуясь лучами садящегося солнца. – Пойдем в повозку, - и он откинул ткань, пропуская дочь вперед. Та бодро заскочила внутрь. Мужчина дивился ее энергии – дорога не утомляла ее совсем.
«Что ж, хорошее качество для дочери бродячего музыканта,» - с одобрением подумал он, распрягая лошадь, зная, что кобылка никуда от них не убежит – слишком уж та привязалась к старым хозяевам. Потом и он тихо, стараясь не будить жену, запрыгнул в повозку. Все стихло, солнце село…»
«… Ночь уже давно распахнула крылья над унылой равниной, тишина окутала ту. Однако сейчас, в этот момент, тишину робко прервал едва слышный шелест шагов. Совсем рядом с повозкой послышался тихий разговор:
- Это они, - уверенно оповестил первый.
- Уверен? Что-то больно бедно повозка смотрится… - с подозрением процедил второй.
- Ммм… Ты прав… - в голосе его уверенности поубавилось. – Может, и правда не на тех наткнулись…? Подожди, сейчас вернусь, - на этот раз даже легкого шелеста шагов, больше похожего на ночной ветерок, не было слышно. Вскоре первый голос вернулся. – Да, это точно они. Все, как он и говорил – мужчина, женщина и девочка двенадцати лет. В повозке музыкальные инструменты. Хотя… Знаешь, если бы он так точно их не описал, и если бы они не оказались так похожи, то я бы решил, что мы ошиблись… Уж слишком жалко они смотрятся… Лишь на девочке хорошая одежда, соответствующая их достатку… Ну, по его словам, конечно же.
- Да, странно, - хмыкнул второй. – Это и есть те самые богатые музыканты, не пожелавшие вступать в Гильдию? – он усмехнулся. – Мда, не очень яркое у меня о них впечатление… На зажиточных совсем уж, не похожи… И чего Гильдия так взъелась? Он, их глава, говорит, что они деньги лопатой гребут, играют великолепно, но в Гильдию вступать не желают. А это жмот, глава, слюни роняет оттого, что денег ему от этого никакого, мол, в Гильдии не состоит, налоги не платит... Что ж, давай быстрее перейдем к исполнению… До рассвета еще немного, а нам обратно в город возвращаться.
- И это миссия класса В… - на ходу ухмыльнулся один из них. – Да с ней даже сопливый ученик Академии справился бы…
Второй согласно закивал, доставая катану из ножен. Сталь холодно сверкнула при свете луны…»
«… Шизука проснулась от внезапного ощущения неясного беспокойства. Она привстала с пола и села, обхватив руками колени, напряженно вглядываясь в темноту и, затаив дыхание, прислушиваясь. На миг ей даже показалось, что она слышит чьи-то голоса, но, сослав все на шорох трав, она снова легла и попыталась заснуть. И тут… Ткань бесшумно отодвинулась с повозки, и внутрь нырнули темные высокие силуэты. Девочка боязливо закусила нижнюю губу, и бросилась к отцу. Один из силуэтов кошачьим прыжком подскочил к ней и схватил ту за плечи, зажав рот. Второй, тем временем, неторопливо подошел к отцу и с неспешной внимательностью рассмотрел его.
- Так вот кто он такой… - протянул он едва слышно. – Правильно ты его описывал… Бедный… Но одет аккуратно, - шиноби всмотрелся в лицо отца Шизуки. - Чистая душа, настоящий музыкант. Даже убивать жалко…- он усмехнулся, занес руки над головой и вонзил меч в тело отца. Послышался глухой треск разрываемой плоти и тихий стук клинка, разрубившего мужчину напополам и уперевшегося в деревянный пол повозки. Затем он с маниакальным блеском в глазах вонзил его еще раз. И еще. И еще, до тех пор, пока тело отца не превратилось в кровавую массу. А Шизука стояла на месте, словно прибитая к земле ужасом, молчала и смотрела, давясь слезами, как жестоко убивают ее отца. Ту же самую процедуру повторили и с матерью, которая настолько устала после этого дня, что даже не проснулась. Ее тоже убили спящей…»
«… Кровь, кровь, повсюду кровь… Кровь струилась по полу повозки, кровь лилась из тел матери и отца, изувеченных до неузнаваемости. Везде, везде, куда ни глянь, были лужи алые лужи, тускло мерцавшие от света звезд, проникавших в повозку через отверстие в ткани. Кровь пропитывала воздух, становилось нечем дышать, повсюду ощущался липкий, зловонный ее запах, тошнота подкатывала к горлу, кружилась голова… Из глаз Шизуки струились тяжелые, чистые слезы, ей казалось, что она сходит с ума. Ей хотелось думать, что все произошедшее – это ужасный сон, лишь кошмар, но сознание подсказывало, что вот она, жестокая реальность...»
«…- Так, с родителями покончено… - усмехнулся первый голос. – Нет, это издевательство посылать нас на такие миссии…
- Осталась только девчонка.
- Да, ей сказали выколоть глаза, - с каким-то садистским удовольствием в голосе произнес один из них, глядя на девочку, которой сейчас, после смерти самых дорогих ей людей, было настолько все безразлично, что она даже не слушала их разговоры. Лишь тихо глотала слезы, не отрывая взора от куч мяса и крови – все, что осталось от ее родителей. – Мол, всю свою жизнь провела в тепле и достатке, сейчас пусть помучается… - в голосе его сверкнула нескрываемая зависть. – Если выживет… - со злобой добавил он.
Наемник, державший девочку, словно из неоткуда выудил пару игл и крепко сжал их между пальцев. Потом, не поворачивая Шизуку к себе, по-прежнему держа ее спиной в свою сторону, он, будто бы даже не целясь, вонзил иглы в открытые глаза девочки и улыбнулся своему результату. Постояв еще несколько секунд, шиноби бесшумно удалились…»
«… Шизуку пронзила резкая, неожиданная боль, с ее уст сорвался негромкий, скорее удивленный, нежели наполненный болью. Сейчас девочки почти не чувствовала ее - внимание занимала лишь рваная рана в душе, боль утраты. Внезапно, она оказалась в абсолютной темноте, даже не похожей на мрак ночи. Исчезли звезды, нечеткие силуэты истерзанных тел родителей. Исчезло все. Сердце ее сжало ужасное подозрение. Она инстинктивно прижала ладони к глазам, испуганно изумляясь, почему она чувствует такую острую боль в глазах, и почему руки вмиг перемазались в чем-то теплом и густом. Слезы из глаз сменились струйками алой крови, струившейся из пустых глазниц девочки. Шизука поняла, что ее предчувствие оправдалось – ей выкололи глаза. Ноги подкосились от бессилия, девочка рухнула на пол. Ее рука коснулась чего-то липкого, мокрого и до сих пор теплого. Шизука с ужасом догадалась, что это кровь ее родителей. Или ее кровь – теперь все смешалось воедино. В голове вновь мелькнул образ изувеченных до неузнаваемости тел матери и отца, утонувших в крови, она представила, как сейчас выглядит ее собственное лицо с пустыми глазницами, из которых льются потоки крови… И в ней проснулось… Нечто… Чудовище, обезумевшее от запаха крови, от липких луж на полу, от алых капель, застывавших на лице и руках… Шизука поняла, что сходит с ума… Кровь, которую она испугалась и возненавидела, едва увидев постигшую ее родителей участь, кровь стала ей родной, той единственной вещью, что сейчас связывало ее с миром. Она не видела абсолютно ничего, не слышала ни единого звука в безлюдной степи, не ощущала ни одного запаха… Кровь заполонила собой весь мир. Шизука как несколько мгновений назад видела алые лужицы, слышала глухие удары, с какими капли крови срывались с ее лица, чувствовала ее удушающий и уже одновременно сладкий, родной аромат. Кровь манила ее, девочке хотелось проливать ее еще и еще, терзать тела, хотелось убивать, лишать жизни, лишь бы не терять эту связь с почти потерянным миром, лишь бы вновь ощущать теплоту крови на своих руках. Кровь, кровь… - стучало в ушах. - Кровь, кровь…
- Кровь… - шепотом отозвалась Шизука, падая в тишину и забытье сна…»
«… Шизука проснулась с ясной и четкой мыслью, что надо что-то делать. Она попыталась привстать, опершись ладонями на пол. Тут ее рука снова почувствовала что-то влажное и вязкое, уже холодное. Крови было так много, что она даже не успела засохнуть. Хотя, как интуитивно почувствовала Шизука, было уже утро. Девочка встала на четвереньки и поползла вперед, на ощупь продвигаясь вперед. Рука ее нащупала что-то гладкое. Шизука интуитивно провела рукой, догадавшись, что это, должно быть, лицо ее матери. Да, точно, такие шелковистые волосы были только у нее. Она узнала эту мягкость, несмотря на то, что сейчас они были кое-где покрыты толстым слоем запекшейся крови. Девочка, склонившись, поцеловала мать в холодную щеку, прошептав несколько ласковых слов, пообещав, что в следующей жизни они обязательно встретятся. Точно таким же путем найдя тело отца, она прильнула губами к его щеке, так же прошептав прощальную речь. Потом девочка сняла с его шеи отцовскую свирель - самый дорой и любимый инструмент ее папы. Пообещав сохранить его, как память о родителях, Шизука попыталась встать. Это у нее получилось, однако она нетвердо стояла на ногах, пошатываясь. Опираясь на стены повозки, девочка нашла выход и аккуратно слезла вниз.
Наклонившись, он пальцами прощупала вытоптанную дорогу и пошла по ней, не ведая, в какую сторону она идет...»
«... Вдали послышался топот копыт. Должно быть, всадник. Амайа Шизука приободрилась и подняла голову, глядя навстречу звуку. Как только всадник поравнялся с ней, девочка громко вымолвила:
- Господин или госпожа – я, к сожалению, не могу Вас видеть – Вы не могли бы довести меня до ближайшего города?
Видимо, всадник только заметил ее. Испуганно вскрикнув, он хлестнул свою лошадь и быстрым галопом унесся прочь. Шизука болезненно поморщилась, с досадой опустив голову. Она не винила его – любой испугался бы на его месте. Несмотря на то, что девочка уже не могла видеть, она живо представляла себя сейчас – порванное, пыльное, светлое платье, все в крови, равно как и ладони; бледное лицо, черные спутанные волосы, на которых застыла кровяная корка; пустые глазницы, из которых раньше струилась кровь – ныне она засохла бурыми следами на лице. Да, не самый лучший внешний вид.
«Все теперь боятся меня... – промелькнула отрешенная мысль. – Сторонятся... Я никому не нужна... Папа... Мама...» - девочка с болью в сердце стиснула руки в кулаки, ее спина затряслась в судорожных рыданиях, а из глаз вместо слез полились струйки алой крови...»
«... Словно из неоткуда послышался негромкий, плавный, будто бы извивающийся голос:
- Бедное дитя... – вымолвил он с намеком на насмешку. Шизука судорожно обернулась – голос доносился из-за спины.
- Кто Вы? – изумленно спросила девочка, удивляясь, что от обладатель этого голоса ее не испугался.
- Пока никто. Но если ты пойдешь со мной, буду твоим наставником... – голос прозвучал искушающе, маняще. – Если хочешь стать сильнее – иди за мной.
И Шизука пошла. Пошла без колебания. Как она могла не довериться человеку, который не побоялся не только заговорить, но и предложить помощь девочке, больше похожей на оживший труп, нежели на человека. Доверие и понимание – единственное, что сейчас нужно было девочке. К тому же ее обещали сделать сильной... Тогда она больше не даст себя в обиду. Ее не интересовало, как это собираются сделать, чему ее будут учить, кто ее будущий наставник и вообще куда они пойдут... Она просто боялась оставаться одной в мире, исчезнувшем для нее в темноте... И тут к ней пришла надежда.... Как она могла упустить ее? Сказать честно, сейчас она была готова на все ради своего спасителя... Ради единственного, признавшего ее.
Незнакомец довольно кивнул, впрочем, Шизука этого не заметила, взял девочку за испачканную кровью руку и повел прочь...»
«... Боль пронзила Шизуку в очередной раз. Но на этот раз она уже была к ней готова, так что даже приняла ту с легкой усмешкой на устах, не издав ни единого крика. Хотя в этот раз боль была действительно ужасающей. Гораздо более свирепой, чем тогда. Сейчас болело все тело, от кончиков волос, до пальцев. Из плотно сжатых губ наконец вырвался одинокий хрип, и Шизука потеряла сознание...»
«... Шизука жадно вдохнула воздух полной грудью. Очнулась. Ну, надо же... Теряя сознание, она уже не верила, что очнется. Боль была настолько сильной и длилась так долго, что тело Шизуки уже не помнило, каково это – не чувствовать ее. Приподнявшись на локтях, девочка негромко вымолвила:
- Я жива? Здесь кто-нибудь есть? – фраза прозвучала неожиданно хрипло, после ее произнесения девочка закашлялась с непривычки и предпочла остаться в лежачем состоянии.
- Да на оба вопроса, - усмехнулся голос. Шизука уже успела запомнить и его. Это голос помощника, любимчика и по совместительству правой руки ее наставника. – Хозяин, Шизука очнулась.
- Ну, надо же... – раздался еще один уже знакомый голос рядом. В нем слышались едва заметные нотки удивления. – Что ж... Ты прошла первое испытание. Теперь ты моя ученица. Поздравляю, - Шизука не видела лица наставника никогда, но сейчас готова была поспорить, что тот ухмылялся. Как, впрочем, и всегда...»
«... – Вставай! – холодно и повелительно прозвучал голос.
На полу лежала худенькая, с виду хрупкая девушка тринадцати лет. Бледная кожа, черные распущенные волосы. На глазах – белая бинтовая повязка. В тонкой руке зажат сверкающий кунай. Тяжелое, учащенное дыхание, пальцы рук судорожно сжимаются.
- Шизука, я начинаю в тебе разочаровываться... – с нескрываемой насмешливой интонацией вымолвил учитель.
Девушка, стиснув зубы, пересилив себя, медленно начала поднимать с пола. Было видно, что каждое движение дается ей с огромным трудом – четырехчасовая беспрерывная тренировка не оставила в ней никаких сил. Поднявшись на ноги, Шизука разогнула спину, страдальчески поморщившись – все ее тело уже было в синяках и царапинах, длинная рана, тянувшаяся от правой ключицы к локтю руки, непрерывно кровоточила.
- Наверное, зря я тогда подобрал тебя на дороге, - продолжал рвать ее сердце наставник. – Очевидно, ошибся, определяя твой потенциал... Да, редко такое со мной бывает...
Шизука гневно вскинула голову, переложив кунай в левую, пока что здоровую руку, стиснула зубы и кинулась на учителя. Не добежав пяти шагов, Шизука вдруг растаяла кровавой дымкой. Учителя, сложив руки на груди, скучающе усмехнулся. Через пару мгновений девушка возникла позади него, молниеносным движением метнув кунай в наставника. Тот, даже не оборачиваясь, перехватил кинжал в полете двумя пальцами.
- Быстрее, - провозгласил он.
Шизука, тяжело вздохнув, вновь исчезла, появившись сбоку от учителя, пустила сюрикен и тут же пропала, вновь оказавшись сзади от наставника, метнув ему в спину кунай. И вновь испарилась, продолжив бешеную пляску. Да, действительно, все ее движения можно было назвать танцем, безумным, смертоносным, но чарующе завораживающим.
Учитель превосходно, без какого-либо напряжения в глазах, отражал все атаки единственным кунаем, зажатым у него в руке. И это несмотря на то, что частота перемещений Шизуки достигла до пяти в секунду. Она буквально осыпала его градом оружия, так и не причинив ему не единственной раны. Из глаз девушки от напряжения вновь хлынула кровь, окрашивая бинтовую повязку в алый цвет.
- И это все? – ядовито выдавил наставник, бешено орудуя кунаем, останавливая полет оружия Шизуки.
Девушка, услышав его слова, усмехнулась, не замечая открывшейся раны, решив завершить кровавый танец, оказалась вплотную к нему, их разделяло меньше пяти сантиметров. Мгновенным, почти незаметным движением, она вонзила непонятно откуда появившийся кунай ему в поясницу. Наставник не успел даже заметить этого завершающего движения, отбиваясь от брошенных Шизукой кунаев, которые еще даже не успели долететь до него.
Наставник вздрогнул, отбил атаку последних брошенных всего пару мгновений до завершающего удара кунаев, и повернулся к девушке.
- Уже неплохо, - скупо похвалил ее тот, вытаскивая кунай из спины.
Губы девушки дрогнули в довольной улыбке – она знала, что учитель бы чрезвычайно скуп на похвалу.
- Аригато, сенсей, - поблагодарила его Шизука...»
«...Пыльный тракт, истоптанный сотнями ног, изрезанный колесами многочисленных телег, тонкой нитью тянется куда-то вдаль, за горизонт, навстречу садящемуся солнцу. По дороге, опустив голову, медленно идет невысокая девушка двадцати лет с наплечной сумкой и насвистывает какую-то поднимающую настроение песенку. В тишине тракта это мелодия – практически единственный звук, который невольно привлекает к себе внимание. Прислушиваясь, сразу начинаешь верить в то, что эта унылая дорога, тянущаяся по бескрайней равнине, когда-нибудь приукрасится камнем и приведет хоть в какой-нибудь город. Но вернемся к девушке. На ней черные шелковые бриджи и кофта-кимоно. На шее на тонкой веревке висит небольшая свирель - совсем не новая на вид, но все еще находящаяся в должном состоянии, в любой момент готовая подарить миру чистые, щемящие сердце звуки. Было видно, что свирель часто используется, но и ухаживают за ней должным образом.
Да, одета она донельзя просто, однако глаза ласкает безупречная чистота ее уже немного потрепанного временем одеяния – и это несмотря на дорожную пыль, тонкими струйками летящую из-под ее ног. Девушка чуть приподняла голову, «шторки» черных волос снисходительно открыли лицо (глаза прикрывала бинтовая повязки), удивительно спокойное, пустое и отрешенное. Словно девушка сейчас была где-то далеко-далеко, лишь телом присутствовала здесь, на этой дороге. Словно чисто по привычке напевала этот легкий, беззаботный мотив, который эти бурые равнины, бесцветная трава и тусклое солнце слышали еще десяток лет назад...»
6. Характер:
Замкнутая, неразговорчивая, скрытная – вот какие слова можно употребить, описывая Шизуку. После потери родителей она потеряла веру в себя и мир и ушла в себя. До сих пор у нее перед глазами стоит картина, как хладнокровно режут ее родителей, а она ничем не может им помочь. А потом и это пропало – ей выкололи очи. Окровавленные, изрезанные, изувеченные до неузнаваемости трупы родителей – последнее, что она видела, и, естественно, эта сцена врезалась ей в память навсегда. Теперь ее цель в жизни – стать сильнее, чтобы больше не давать себя в обиду. Только себя, потому что ни родных, ни близких у нее не осталось. Друзей у нее тоже нет – все сторонятся ее, боясь жуткого вида выколотых глаз, которые она все-таки закрывает бинтовой повязкой, и сильных заклинаний, основанных на использовании крови. Ее никто не любит, никто не признает. Это оставило в душе Шизуки ужасную, рваную рану одиночества. Она возненавидела людей, потеряла доверие к ним, в душе она – загнанный, испуганный зверь, хотя внешне совсем этого не показывает – просто прячет чувства за пеленой надменного безразличия и отстраненности.
Да, девушка производит не самое лучшее впечатление – гордая, высокомерная, к остальным относится с молчаливой снисходительностью. Да и вообще она разговаривает мало, никто не может сказать наверняка, о чем думает девушка – Шизука показывает лишь то, что хочет, чтобы видели другие, но никак не то, что на самом деле творится с ней. Однако, повторюсь, это лишь личина, маска, за которой прячется нежное, ранимое, страдающее от одиночества существо, которое боится признаться себе в том, что ей действительно не хватает родной души рядом. И несмотря на свое недоверие и ненависть к людям, она все равно не любит делать им больно. Не хочет поступать так, как поступили с ней.
Кровь стала единственным товарищем и другом Шизуки. Именно она не дала Шизуке потерять связь с миром после того, как она лишилась глаз. Ведь именно стук капель крови о деревянный пол, удушающий кровавый запах, ладони, испачканные в ней, липкой, влажной и теплой, не дали ей сойти с ума в темноте, внезапно обрушившейся на нее. С тех пор жизнь ее была тесно связана с кровью – все ее ниндзюцу, навыки и прочее зависят от крови. Кровь стала для девушки не олицетворением зла и ужаса, как раз наоборот – путеводной нитью, товарищем и спутником. И, тем не менее, Шизука никогда не прольет ничью кровь без весомого для этого повода – уж она-то знает ей настоящую цену. Хотя порой у нее и бывают своеобразные заскоки, когда она может просто бросится на человека с весьма серьезными намереньями или же просто для того, чтобы припугнуть того или иного задаваку. У девушки есть одна дикая с постороннего взгляда привычка – когда она испытывает сильные потоки отрицательных эмоций, она просто взрезает себе ладонь, испуская кровь. Как ни странно, это не только отрезвляет девушку, но и успокаивает, умиротворяет, как приход дорогого друга.
Шизука не лишена благородства. Она никогда не станет нападать на раненого человека, не способного себя защищать. Как говорится, правило «не бей лежачего» на нее очень действует. Так же убивать обычных людей, не обученных искусству боя тоже не в ее правилах.
Шизука дает малую цену своей жизни, так что легко отдаст ее за любого достойного этого человека. Конечно, по ее поведению этого сказать нельзя, однако именно так все и есть.
Немного о ее мечтах. Как уже было сказано, Шизука хочет стать сильнее, чтобы впредь защищать себя. Так же у нее есть и другая сумасбродная мечта, желание, о котором она сама себе боится признаться – девушка хочет найти друга, понимающего человека, который смог бы принять ее такой, какая она есть, возможно даже изменить, вернуть веру в людей и избавить от страхов и недоверия обществу, поддерживать и любить. Она, без сомнения, ответит своему другу тем же, и дружба ее будет верной и крепкой, ведь кому, как не ей знать, что такое одиночество, разочарование и боль?...
Ну и последнее. Почему она пошла на гонки. Шизука хочет вернуть зрение. Увидеть вновь все то, о чем уже почти успела забыть за пошедшие 9 лет. Забытые цвета, картины, лица людей... Пожалуй, именно к этому она и стремится.
7. Способности:
Наставник Шизуки, чтобы устранить ее слабое место – слепоту – научил девушку видеть тепло и остро чувствовать запах крови. Проще говоря, он научил ее технике Теплого Виденья (вместо живых существ она видит красные тепловые силуэты) и технике Кровавого Следа (чувствовать кровь, не только уже пролитую, но и кровь не раненого человека). Это с лихвой заменяет девушке зрение, хотя порой она жалеет, что не может видеть их лица, краски... Ничего, кроме черного и красного.
Шизука умеет так же перемещаться в пространстве, исчезая кровавой дымкой. Название техники – Кровавый Туман. Место, где она должна будет появляться, за долю секунды тоже окутывает кровавый туман. Проделывает это девушка настолько быстро, что сама техника и кровавая завеса, предшествующая появлению, почти не заметна человеческому глазу... Почти... И у этой техники есть слабое место.
Девушка так же превосходно владеет кунаями и сюрикенами – может молниеносно метать их, драться кунаем в ближнем бою. Так же легко управляется со своим телом.
Ее излюбленная техника - Танец Крови. Шизука быстро и многократно использует Кровавый Туман, появляясь и исчезая до пяти раз в секунду, при этом при каждом появлении обрушивая на противника град кунаев и сюрикенов. Этим она довивается лишь того, чтобы получить драгоценную кровь противника. После того, как она ее заполучит, Шизука обычно приступает к своим ниндзюцу.
Техника Вампиризм позволяет девушке «высасывать» силы из пролитой крови противника и передавать их себе. Вампиризм восстанавливает энергию и чакру Шизуке.
Техника Кровавая Пляска позволяет Шизуке управлять кровью – как своей, так и кровью противника. Чаще всего, она заставляет кровь противника с ужасающей скоростью сочиться из раны, что, в конце концов, приводит к большой потери крови у противника...
Техника Кровавая Завеса используется Шизукой как щит. Она впитывает в себя кровь противника, и все удары, полученные Шизукой, в полной мере отражаются на противнике. То есть вонзили в нее кунай – в хозяине той крови тоже получается аккуратная дырочка, полностью совпадающая с раной девушки.
Техника Жажда Крови основана на крови противника и оружии. Шизука орошает кунай буквально одной каплей крови противника, и посылает его в свободный полет. Оружие продолжает гнаться за противником, пока не вонзится ему в плоть. Проще говоря, он просто бесконечно преследует жертву до тех пор, пока не поразит ее.
И последнее. Техника Дар Мертвых. В небольших кармашках на перчатках Шизуки хранятся бинты, окровавленные кровью предыдущих ее противников. Ныне мертвых. Используя кровь на этих бинтах, Шизука может восполнять запас сил и чакры. Короче говоря, эта техника – что-то вроде закупоренного Вампиризма. Использует Дар Мертвых Шизука лишь в крайних случаях, ибо у этой техники есть побочные явления. После применения этой техники психика Шизуки становится неустойчивой, разум исчезает начисто, оставляя вместо себя лишь инстинкты дикого зверя, ищущего кровь.
Все техники, естественно, расходуют чакру, причем некоторые из них – очень даже немало количество, и не стоит забывать, что Шизука не великий и всемогущий Бог, так что, применяя много мощных техник, она долго не продержится... Хотя она и весьма вынослива и целеустремленна, привыкла бороться до конца.
Средство передвижения:
Когда Шизука первый раз услышала про эти гонки, ее слух каким-то непостижимым образом пропустил фразочку какого-то торговца (от которого, собственно, она о гонках и услышала), что каждый участник должен иметь персональный «транспорт». В общем-то, о гонках Шизука знает мало. И для нее будет небольшим сюрпризом услышать подробности от Гаретта. Ну, я думаю, она что-нибудь придумает... *злорадно хихикает*
О ее транспорте узнаете прямо в игре. Хехе. Ничего особенного, ничего оригинального. Сами догадаться сможете даже.
_________________
Ваш Корреспондент трескает себе тридцать гран морфия в день и сидит восемь часов, непостижимый, как говно.
|
Вход
FAQ
Поиск
